В далёкой Москве, на Международной ярмарке интеллектуальной литературы Non/fiction 2017, Александра Маринина представила книгу «Были 90-х», где есть и байки тюменца Роберта Ягафарова. (А также, кстати, рассказы прекрасных женщин Natalya Dze и Лариса Петрашевич )
А ещё на ярмарке есть новый литературный альманах «Пашня», с парой рассказов Роберта.
Читала и смеялась до слёз....
Посылку твою я получила, за которую и благодарю тебя несколько раз. Всё подошло, всё пригодилося, и кофта, и гостинцы. Напиши потом только, что было в синей с оранжевым коробочке, а то мы со Светкой съели её с чаем и батоном, а чего ели, так сами и не поняли.
А вот тебе и наши все новости.
Валька Чернов тот, что за бригадировой дочкой волочился, женился-таки. Надька-почтальонша его пузом в загс затолкала, а сейчас ходит вся из себя важная, брови ниточками, будто и не гуляла летом с теми шабашниками, что крышу ей летом крыли.
А Дарька Симонова обратно в деревню вернулась. Год прожила с тем армянином-ресторатором, что на юге познакомилась и назад. Каждый выходной на каблуках по кафе с ним ходила, он ей и "Ладу-Приору" купить обещал, а всё равно вернулась, не смогла жить в золотой клетке. К тому же вышло, что и не ресторатор он вовсе, а реставратор. Реставратор обуви, сапожник по-нашему. Это она на юге его недопоняла, когда у моря котейли пили.
Ещё ребята наши молодые ходили к луговским драться. Мишке Окулову дробью ногу прострелили, участковый теперь по домам ходит, пугает их уголовкою.
Одним словом, всё у нас так-то хорошо, а тебе пишу, потому как ты мой, что ни на есть лучший человек. А нахожусь я сейчас, Санечка, в растрёпанных чувствах, поскольку история тут у меня случилась, ты уж прости и не ругай…
Стало быть, слушай, я рассказываю - как померла баба Нина наша, так мне соседка её и позвонила с города. Мол, приезжай, кремировали уже, да забери прах-то, шибко просила покойница чтоб дома схоронили.
Что ж поделаешь, хоть и далекая, а родня, нет уж никого больше. Собралась я тогда в день, с автолавкой договорилась, она меня до города добросила. Добралась до соседки, чаю с ней попили, поплакали, забрала я в банке из-под кофе, что от баб Нины осталось, да домой и двинула.
И сел в обратную дорогу со мной в электричку попутчик. Молодой такой довольно мужчина, приличный с виду, видно, что образованный. Журнал дал полистать, чаю предложил и, ну, как-то слово за слово, мы с ним и разговорились. Всё он про Дмитровку нашу спрашивал, да интересовался.
И, вот, словно помстилось мне тогда, но только всю дорогу я ему про нашу заброшку и рассказывала. Дескать, и озёрина у нас с кувшинками и поля кругом и лес в гору.
Знала бы что он мне устроит, так скочью бы рот себе заклеила! Уже домой пришла, сумку открыла, смотрю, нету! Кошелёк украл, пролаза, да и бог бы с ним, (двести рублей всего и было), так ведь ещё и банку вытащил, куда соседка бабу Нину ссыпала.
В общем, ты, Санёчек, не суди, как прочитаешь, а лучше дай совет единственный - чего мне теперь делать-то. Я, ведь, и на кладбище с председателем договорилась... Может, думаю, и впрям банку пустую там захоронить, перед соседями уже неудобно.
Ладно мне, заканчивать буду, вона уже Митрич, хорюн беззадый, за бутылочкой потрясся, к восьми значит. Ты только отпишись поскорей, сестрица дорогая, а то сердце так и обливается. Всю неделю хожу и думаю, как сидит тот поганец и бабу Нину нашу с песком-сахаром пьёт.
За этим, целую тебя крепко и кланяюсь,
Сестра твоя любимая Валентина.
Санёчек.
Доброго здоровьичка, весёлый час, Александра моя дорогая, сестрица далёкая! Привет тебе шлю от всех наших, деревенских. И от кумы твоей Светланы Тихоновой, и от Ероховых с Зуевыми и даже от Митрича, соседа нашего бестолкового, что спит, ярыга, как обычно, выпивший.А вот тебе и наши все новости.
Валька Чернов тот, что за бригадировой дочкой волочился, женился-таки. Надька-почтальонша его пузом в загс затолкала, а сейчас ходит вся из себя важная, брови ниточками, будто и не гуляла летом с теми шабашниками, что крышу ей летом крыли.
А Дарька Симонова обратно в деревню вернулась. Год прожила с тем армянином-ресторатором, что на юге познакомилась и назад. Каждый выходной на каблуках по кафе с ним ходила, он ей и "Ладу-Приору" купить обещал, а всё равно вернулась, не смогла жить в золотой клетке. К тому же вышло, что и не ресторатор он вовсе, а реставратор. Реставратор обуви, сапожник по-нашему. Это она на юге его недопоняла, когда у моря котейли пили.
Ещё ребята наши молодые ходили к луговским драться. Мишке Окулову дробью ногу прострелили, участковый теперь по домам ходит, пугает их уголовкою.
Одним словом, всё у нас так-то хорошо, а тебе пишу, потому как ты мой, что ни на есть лучший человек. А нахожусь я сейчас, Санечка, в растрёпанных чувствах, поскольку история тут у меня случилась, ты уж прости и не ругай…
| Та самая банка с прахом. |
Что ж поделаешь, хоть и далекая, а родня, нет уж никого больше. Собралась я тогда в день, с автолавкой договорилась, она меня до города добросила. Добралась до соседки, чаю с ней попили, поплакали, забрала я в банке из-под кофе, что от баб Нины осталось, да домой и двинула.
И сел в обратную дорогу со мной в электричку попутчик. Молодой такой довольно мужчина, приличный с виду, видно, что образованный. Журнал дал полистать, чаю предложил и, ну, как-то слово за слово, мы с ним и разговорились. Всё он про Дмитровку нашу спрашивал, да интересовался.
И, вот, словно помстилось мне тогда, но только всю дорогу я ему про нашу заброшку и рассказывала. Дескать, и озёрина у нас с кувшинками и поля кругом и лес в гору.
Знала бы что он мне устроит, так скочью бы рот себе заклеила! Уже домой пришла, сумку открыла, смотрю, нету! Кошелёк украл, пролаза, да и бог бы с ним, (двести рублей всего и было), так ведь ещё и банку вытащил, куда соседка бабу Нину ссыпала.
В общем, ты, Санёчек, не суди, как прочитаешь, а лучше дай совет единственный - чего мне теперь делать-то. Я, ведь, и на кладбище с председателем договорилась... Может, думаю, и впрям банку пустую там захоронить, перед соседями уже неудобно.
Ладно мне, заканчивать буду, вона уже Митрич, хорюн беззадый, за бутылочкой потрясся, к восьми значит. Ты только отпишись поскорей, сестрица дорогая, а то сердце так и обливается. Всю неделю хожу и думаю, как сидит тот поганец и бабу Нину нашу с песком-сахаром пьёт.
За этим, целую тебя крепко и кланяюсь,
Сестра твоя любимая Валентина.
Роберт Ягафаров.
Тюмень 2017 г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий